В третью стражу [СИ] - И Намор

    - А не жалко? - С сомнением в голосе спросил Олег, обойдя вокруг трогательно, по-стариковски, с 'кочки зрения' автовладельца двадцать первого века, элегантного, несмотря на утилитарное назначение, автомобиля.

    - Думаешь, этот тарантас кто-то будет спрашивать? - Похоже, это стало уже общим местом: куда ни сунься, что ни задумай - все будет не так, но черт возьми, то, что "так", - еще не изобретено и не выпускается промышленностью. Нет в этом мире пока мобильных телефонов, и радиовзрывателей толковых нет. Не найти - ни за какие деньги - одноразового огнемета или, на худой конец, гранатомета, не говоря уже о противотанковой ракете...

    - А на худой конец будем капать скипидар...

    - Что? - Не понял реплики Олег.

    - Да, ничего, - отмахнулся Виктор. - Так, мысли вслух.

    А подумать было над чем. Теперь, когда он придумал "как", это самое "как" предстояло воплотить в Жизнь, а значит, ему предстояло восстановить навык работы со сварочным аппаратом, приобретённый в студенческие времена в стройотряде и с тех пор благополучно забытый. Но не пойдешь же к чужому дяде с таким 'стрёмным' заказом. Нет, разумеется, и получилось как всегда: инициатива наказуема. Сам придумал, сам и крутись. Потому как ни Олег ни Степан, ни в нынешней, ни в прошлой своей ипостаси, ничего подобного вообще никогда не делали. Хорошо еще, тот агрегат, с которым Виктор работал в комсомольской юности, почти ничем не отличался от своего прародителя, попавшего к нему в руки сейчас. Конечно, тот был советский, а значит заведомо лучше этого, сделанного корявыми французскими руками, причем, именно французскими, так как даже здесь, во Франции, африканцы и прочие 'маугли' уже не этнографическая невидаль, но и не навязчивый атрибут парижских улиц. Что же до аппарата... Запах карбида ни с чем не сравнимым ароматом будил детские воспоминания о первых взрывоопасных опытах и первом серьёзном нагоняе от отца, поймавшего сына за снаряжением очередной 'бомбочки'. До широкого флотского ремня с тяжёлой латунной пряжкой дело не дошло тогда только потому, что отец чему-то вдруг улыбнулся, но внушение об опасности подобных опытов провел серьезное. Урок запомнился настолько, что уже в армии, получив полноценные навыки минно-взрывной работы, Федорчук всегда вызывал одобрение у офицеров-инструкторов своей основательностью и разумной осторожностью. Кто же знал, что глубоко засевшие, и долгое время считавшиеся излишними, умения пригодятся в совершенно невообразимых обстоятельствах.[147]

    "Не бывает ненужных знаний" - пришел к выводу Виктор.

    Переодевшись, он разобрал крышу, стенки и часть пола грузового отсека пикапа. А на освободившемся месте началась сборка странной на первый взгляд, похожей на опрокидывающуюся набок клетку, конструкции. Ось вращения "клетки" совпадала с продольной осью автомобиля. В её габариты идеально вошла стальная ванна ёмкостью под пятьсот литров. Выбор именно стальной, а не чугунной ванны диктовался их почти четырёхкратной разницей в массе, критичной как для работающего в одиночку человека, так и для не очень мощного авто.

    Прежде чем приварить ванну к качающейся 'клетке', Федорчук просверлил в одной из её стенок пару отверстий под установку детонаторов и залепил их замазкой. Теперь можно было перекурить, но подальше, в стороне от источника ацетилена и больших бумажных мешков с малоразборчивыми надписями, информирующих о чем-то глубоко сельскохозяйственном.

    Следующие несколько часов прошли в непрерывном, но неспешном процессе смешивания ингредиентов будущей взрывчатки в ванне. Смесь садовых удобрений с доступными химическими реактивами и некоторыми аптечными снадобьями привела бы в ужас старика Нобеля. Но это был 'динамит для бедных'. Дёшево и сердито, а главное - доступно.

    Дальше нужно было действовать предельно осторожно. Одна ошибка и 'Митькой звали'. Этого Федорчук себе позволить не мог, в том числе и по причине особой, слегка извращённой с точки зрения обычного человека, профессиональной гордости минёра-подрывника ВДВ.

    'Ну вот, 'начинка' для пирожка готова, - подумал он, вытирая со лба трудовой пот, - теперь можно ещё раз перекурить в стороне, но... очень в стороне'.

    После пятиминутного отдыха, в ход пошли тонкие листы меди, размером чуть больше площади ванны. Первый лист был медленно и печально отбит резиновой киянкой по форме углубления, образованного стенками ванны и отформованной в виде вогнутой линзы, насколько это представлялось возможным в данном случае, поверхностью взрывчатки.

    В качестве поражающего элемента взрывного устройства, Виктор, после некоторых размышлений, решил использовать стеклянные разноцветные шары для игры в марблс[148], полторы сотни коих удачно поместилось на поверхности первой медной пластины. Сделать окончательный выбор помог случай, точнее: мальчишки в парке, увлечённо игравшие с красивыми стеклянными шариками.

    Свободное пространство между этими 'игрушками' щедро засыпано стальной дробью. Если бы знал заранее, чего будет стоить достать несколько килограммов дроби, ещё не применяющейся в охотничьих целях (до этого - лет сорок, как минимум), - а нашлась искомая на складе одного лишь маленького заводика, подвизавшегося на ниве обдирочно-шлифовальных работ, плюнул бы и попросил обыкновенную свинцовую картечь...

    На дворе была глубокая ночь, когда работа, - будь она неладна - подошла к концу. Второй лист меди плотно закрыл разноцветную шаровую начинку бомбы и аккуратно и под бешеное сердцебиение приварен стальным уголком по периметру к стенкам ванны.

    Наскоро перекусив бутербродами с варёной говядиной, припасенными с утра, и открыв бутылку 'белого'[149] пива, - стоит отметить что в этом их с Вощининым вкусы удачно совпали, а вот Олега и Степана почему-то тянуло на темное, - Федорчук впервые за день смог, наконец, по-настоящему расслабиться.

    'Интересно, - подумал он с удивлением, - раньше я всегда напевал за работой хоть что-то, а сегодня - как отрезало'.

    Да. Если подумать хорошенько, то получится, - вся жизнь прошла под какие-то песни, что как известно, нам 'строить и жить' помогали. Ну ладно детство. Там всё было проще. По радио и в 'ящике' - пафос и фальшивый 'бодрячок' вперемешку. Редко-редко, можно было услышать что-то по-настоящему трогающее за душу. Да и в фильмах уровень стихов и музыки был такой что...

    - Нам по фиг всё, нам по фиг всё, нам по фиг. - С утрированным 'выражением' запел он, - Нам по фиг даже то, что вам не по фиг. А если вам не по фиг, что нам по фиг, идите на фиг, идите на фиг. Тьфу!

    Это нужно было срочно запить. Тем более что неизвестный друг оставил под столом, как нарочно, полдюжины отличного эльзасского 'белого' пива. Ненавязчивый вкус кардамона и апельсиновой цедры добавлял к вкусу жизни порой так недостающие ей свежие ноты. На практически голодный желудок, напиток подействовал настолько убойно и так незаметно, что Виктор нечувствительно набрался до нормального русского состояния - 'а полирнуть?' Но это - добавить и довести до кондиции - должно было произойти несколько позже, а пока стихотворно-песенная тема прочно захватила его размягченное пивом сознание.

    Стоит отметить, что всё это 'ж-ж-ж' было неспроста. Ответственную работу, - уже заранее оправданную, и 'отмазанную' от партизанских поползновений совести, - кровавую цель необходимо было вытеснить из головы. Хотя бы на время отдыха и сна, но - отринуть, заместить чем-то не менее ценным, пусть даже на вкус и не совсем трезвого сознания. Лишь бы не думать о 'белой обезьяне'.

    Детство для Виктора кончилось как-то внезапно. Он счастливо избежал повального увлечения сверстников 'мелодиями и ритмами зарубежной эстрады' точно также как и полуподпольным 'русским роком'. Нет, конечно, слушал и 'неформатных' для массовой советской культуры молодых певцов, завывавших о том 'кто виноват' и картавивших о нелёгкой судьбе марионеток, ему нравились утончённо-ернические и грубо-философские тексты 'инженера на сотню рублей' со странным прозвищем из двух почти соседних букв[150], но что-то со всем этим было не так. Где-то его, подростка, считающего себя вполне самостоятельным, обманывали или пытались обмануть. Подсовывали, как ему тогда казалось, безвкусную вату в яркой обёртке.

    Витька рванул в другую крайность. К изумлению заведующей школьной библиотекой, формуляр 'ученика 10Б класса Федорчука В.' стал заполняться именами русских и советских поэтов. К сожалению, в школьной библиотеке не нашлось ни Поля Элюара, ни Артюра Рембо, ни даже какого-нибудь замшелого Франсуа Вийона с не менее заплесневелым Робертом Бёрнсом в переводе Маршака.

    Ярослав Смеляков был отринут сразу и с негодованием. 'Хорошая девочка Лида' осталась второстепенным персонажем комедии 'про Шурика'. Маяковский был отставлен в сторону с глубочайшим почтением, ибо 'все мы немножко лошади'. Цветаева с Ахматовой даже не рассматривались в качестве претендентов на овладение разумом юного поклонника русской поэзии. Проклятый мужской шовинизм? Возможно. Скорее всего, но не только. Еще и юношеский максимализм и крайняя степень нонконформизма. Хотя, гендерный принцип был возведён в абсолют надолго. И на этом завершилась третья бутылка.